Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1870 – 1874
– Сколько убитых?
– Хозяйка Прасковья Андреева Ашихина, двадцати девяти лет, нянька Александра Васильева, одиннадцати, дочь Ашихиной Авдотья, двух с половиной лет, отвезена в больницу, ей нанесена рана в голову, не пострадал только сын Петр, но ему полгода и проснулся только от криков Шамова.
– Любопытно, а где же хозяин чайной?
– Иван Павлов Ашихин, крестьянин Курской губернии Щигровского уезда, деревни Большие Змеинцы еще в начале апреля выбыл из столицы.
– Уже проверили?
– Журналы—то под рукой, – удивился пристав.
– Что—нибудь пропало?
– Не представляется возможным выяснить, работник не знает, говорит, в хозяйскую комнату никогда не захаживал.
– Эта Васильева всегда жила в хозяйской комнате?
– Лучше спросить у Шамова.
– Хорошо, хотелось бы взглянуть на место, где произошло злодеяние.
– Я провожу. – вызвался помощник пристава.
– Иван Дмитрич, увольте. – приложил руку к груди майор Галатов, – второй раз нет особого желания смотреть на ужасную картину.
Перед тем, как войти в комнату, Путилин скинул легкое пальто, чтобы не мешало, оставил при входе трость и вошел. Первым делом перекрестился на висевший в углу Лик Спасителя, перед которым вился тоненький, едва видимый, огонек лампадки.
Комната, хотя и была небольшой, но в ней помещалась хозяйская кровать справа у окна, подле нее люлька, в которой, видимо. спал самый маленький, по другую сторону кровать няньки, которая спала с дочкой Прасковьи.
Ашихина лежала на полу, смотря в потолок единственным уцелевшим глазом, вместо лица сплющенная маска, создавалось впечатление, что били чем—то плоским и тяжелым, только на виске зияла рана со вдавленными внутрь костями. Иван Дмитриевич склонился над убитой, нахмурился и потом недоуменно покачал головой, присматриваясь к нанесенным ранам.
– Она убита не сразу, – Путилин обернулся, у двери стоял доктор Крутулевский, поправляя очки. – Она после первого удара вскочила, может, хотела крикнуть, но убийца ей не дал. Поторопился нанести следующие. Здравствуйте, Иван Дмитрич.
Начальник сыскной полиции кивнул в знак приветствия.
– И сколько было таких ударом?
– Судя по состоянию лица, то не менее пяти, я думаю, а вот девочке, – доктор указал рукой на няньку, – хватило одного.
– А дети?
– Младший, видимо. Спал, так что трагедия его не коснулась, а вот второй девочке достался тоже один удар. Не знаю, может, она заплакала, а может убийца имел другие виды, но тоже ударил один раз. Удар получился вскользь, девочка лишилась чувств и к ней этот… больше не притронулся.
– Вы имеете предположение, чем могли быть нанесены такие раны.
Крутулевский с минуту подумал, потом покачал головой:
– Увы, не могу предположить, но что—то тяжелое, плоское и острым краем.
– М—да.
– Иван Дмитрич, мое дело лечить или устанавливать причину смерти, а уж ваше, – доктор горько улыбнулся, – простите, искать.
– Вы правы, господин Крутулевский.
– Найдете?
Путилин, подошедший к девочке, склонился над ней, потом поднял на доктора глаза:
– Простите?
– Разыщите этого зверя?
– Надеюсь.
– М—да, – теперь произнёс Крутулевский, – что за времена, даже детей и тех не жалеют.
Иван Дмитриевич уже не слушал доктора, а рассматривал голову девочки, потом обернулся что—то прикинул, сделал два шага к трупу Прасковьи, опять вернулся к кровати девочки. Нахмурился, почесывая щеку.
– Вполне, может, быть, вполне, хотя… – и направился к выходу из комнаты.
У двери стоял Жуков. Он не решился мешать начальнику, а еще более его испугал смотрящий среди кровавого месива на лице глаз Прасковьи. Казалось, он молил, чтобы сыскные агенты нашли злодея, покусившегося на жизни несчастных женщин.
Уже у двери Иван Дмитриевич обернулся и осмотрел комнату внимательным взглядом. В комнате не было беспорядка, обычно остающегося после вора, которому помешали хозяева. все вроде бы стояло на своих местах.
«Значит, залез кто—то свой, знавший где, что может лежать, – мелькнуло в голове и засело занозой. – значит, свой. Надо бы мужа проверить, хотя… Здесь что—то не сходится? Своих детей, что ли?»
– Иван Дмитрич, – произнёс почти шепотом, видимо, боялся нарушить смертельный покой Жуков, – там Шамов, будете его расспрашивать?
– Непременно. Миша, непременно, – сказал, не выходя из задумчивости, – каков он из себя?
– Маленький, щуплый, лет двадцати с гаком.
– Ладно, Миша, пошли, – и с иронией добавил, – расспрашивать твоего Шамова.
Луке Шамову была двадцать два, в этом Жуков не ошибся. Он на самом деле оказался невысокого роста, слегка сутулился и, казался из—за этого ниже ростом. Ивану Дмитриевичу сразу не понравились бегающие глаза трактирного слуги, словно он напакостил и теперь боится, чтобы не вышло наружу.
У открытой двери в комнату Шамова стоял полицейский. Сам же хозяин сидел на незастеленной кровати, сложив руки на коленях и смотрел в одну точку, словно был занят размышлениями о чем—то важном и одному ему ведомом, когда вошел Иван Дмитриевич, Лука сразу в нем определил самого главного, хотя на 3 участке Спасской части главнее его благородия господина Галатова быть не могло.
Шамов чуть ли не вдвое сложился и, смотря взглядом преданной собаки, смотрел на Путилина откуда—то снизу с едкой улыбкой на бледных губах.
– Здравствуй, Шамов! – Ивану Дмитриевичу никогда не нравились вот такие субъекты, в глаза улыбающиеся и стремившиеся угодить во всем, но стоит повернуться к ним спиной, а еще лучше не поворачиваться.
– Здравия желаем, Ваше Превосходительство!
«Что им так „Превосходительство“ хочется мне приклеить? Далеко еще!»
Путилин осмотрелся. Комната была небольшой, что в длину, что в ширину, сажень с аршином. Веяло уютом, кровать, правда, сейчас не застеленная, сундук, деревянная табуретка возле стола.
– Давно в столице?
– Третий год.
– Да, садись, – махнул рукой Путилин, – меня тоже ноги не держат, – и опустился на табурет, – тебе—то после той крови, – он кивнул куда—то за спину, – не сладко. Видно. Перед глазами хозяйка и стоит?
– Ваша правда, – Лука вслед за начальником сыскной полиции присел на край кровати, словно птица на ветку, – не перенесть такого. – он перекрестился. – чур меня от такой беды. Бедный Иван Палыч, как бы разума не лишился или того хуже, руки на себя не наложил. Любил он Прасковью и детишек.
– А что уехал он?
– Дак, хозяйство у них там, пригляд нужен.
– Значит, хозяйкой Прасковью оставил?
– Так точно, Прасковью.
– Сможешь посмотреть, что пропало из хозяйской комнаты?
– Никак невозможно, – покачал головой Шамов, – мы туда ни ногой.
– Понятно. Когда Ашихин уезжал, деньги хозяйке оставил?
– Не могу знать.
– А может краем уха слыхал?
– Ваше Превосходительство, звиняйте, но под дверями не стоял, не слушал.
– А сам, как думаешь?
Шамов на миг задумался и по лицу скользнула тень, не иначе начал припоминать.
– Дак, Иван Палыч, не в первый раз домой ездит, тогда триста рублей оставил, а нынче… Не знаю, может, столько же, не знаю. – и покачал головой.
– Скажи, сам ты спал, когда хозяйку убивали?
– Совершенная правда.
– И ничего не слышал?
– Истинный крест. – и он торопливо перекрестился, – не слышал устал больно за вчерашний день.
– Когда Прасковья спать отправилась?
– Ближе к двенадцати, дите малое грудью покормила и спать легла.
Иван Дмитриевич отметил слова Шамова.
– Сам—то в родные края не собираешься?
– В корень зрите, Ваше Превосходительство, мне на днях письмо пришло, – Лука робко поднялся и подошел к сундуку, скользнул незаметным взглядом по Ивану Дмитриевичу и только после этого открыл крышку, покопался в глубине и вытащил руку со сложенным листом бумаги, посмотрел на него и протянул Путилину.
Иван Дмитриевич развернул сложенное письмо и углубился в чтение.
– Значит, тебе следует явиться домой для явки к отбытию воинской повинности?
– Так точно, жребий на меня указал.
– И когда собирался?
– Дак, на днях. Вот и хозяйку предупредил, бедная Прасковья, – посетовал Лука и покачал в головой, мало что языком не цокнул.
– Ты понимаешь. Что преступление зверское, поэтому вынуждены обыск учинять во всей чайной.
– Так точно, – Шамов вжал голову в плечи, – ежели надо, то разве ж я против, – и украдкой посмотрел на сундук, Иван Дмитриевич заметил этот взгляд.
Обыск в чайной ничего не дал, никаких следов присутствия посторонних людей. Миша то ли по наитию, то ли от того, что ничего существенного не найдено. заглядывал в чаны для кипятка и в одном из них нашел утюг со следами крови. За образом Спасителя нашлись и деньги – двести девяносто три рубля. Оставленные Ашихиным жене. В сундуке же Шамова, на самом дне найдены были две пары серег, три кольца и цепочка, все золотые, завернутые в чистую тряпицу, следов крови ни в сундуке, ни рядом, ни на одежде обнаружено не было.
